Алкоголь и сыновья. Часть 1 — порно рассказ
Автор: Jake5
Сейчас мы живем не очень весело, скажу по чести. Маме было уже за сорок, когда отец запутался в отношениях со своей молодой девушкой и бросил нас. Она тяжело восприняла ситуацию и теперь иногда приходила домой поздно и очень пьяной.
Мы уже выросли, и папа сказал, что у меня есть двадцать — одна, восемнадцать сережек, надо узнать. Серёга во всём винит свою маму, он с ней не разговаривает, говорит, что она делала ему массаж мозга с 24 до 7, и она же привела к побегу «Титаника». Ах, да, Горри.
В любом случае, жизнь продолжается, и даже здесь есть свои преимущества. Прошло три месяца с тех пор, как отец уехал от нас. Плевок на тротуар. Японская иномарка с наклейкой Cityts едет спокойно. В местной службе такси, любящей рисовать лабиринты на карте маршрутов, вам расскажут. Они ползли долго, мои руки покрылись мурашками от уличной прохлады, и Фрост начал пробираться к костям.
Я встретил родителя во дворе нашего здания в пятнадцати — ста ярдах от него. Довольно глупый дом с квадратным куском асфальта, по которому можно ходить. Уже давно стемнело, редкие фонарики и свет из окон выхватывали из темноты куски детской площадки и парковки, которые с прута укрывали машины. Мать неуклюже упала с такси, ее качало, как матроса на девятом валу на корме. Он заглянул в салон чужой машины, внезапно забыв о сиденье. Шофер, очевидно, был отуплен парами алкоголя и ее цветочными духами. Бедные. Его пожилое лицо неодобрительно скривилось, и он высунул язык.
— О, нет, нет. Например, Нарасево. Такая Женщина и такая пытка.
Мама громко икнула.
«Дядя прямо пятнистый».
Двигатель гудел, и шины «Ситикба» тихо шуршали до ближайшего выезда на дорогу.
Мне пришлось взять плохо контролирующую себя мать за руку и медленно идти рядом. Ее язык был узловат, блеклые, напряженные фразы слетали с накрашенных, блестящих губ. Мне жаль, сынок. Любовь. Мама выпила немного. Простые слова после корпоративной вечеринки или любой пятницы. Я выпрямился и крепко обнял ее. Моя пятерня сзади — я потянулся к ее спине и случайно упал на бок, прямо на ее грудь над ребрами. Я сглотнул. Под ладонью я чувствовала только паралон ленты, но ощущение прикосновения чего-то запретного и глубоко интимного заставило меня запульсировать внутри и поморщиться. На этот раз я специально подергал плечом, вытянул руку и прижал ее к груди в лифчике сильнее. Мои пальцы теперь держали чашу ее лифа почти до самого верха, и сверху чувствовалась мягкая плоть ее грудей. Тени и сумерки скрывали мои горящие щеки. Она, казалось, не понимала моих планов потрогать ее грудь.
Медленно мы подошли к тяжелому дверному проему, на улице стояла вечерняя прохлада, но сейчас жара душила меня. Я переместил руку вниз к ее широкой и выдающейся попке. Мама регулярно ходила в спортзал, благодаря чему зрелые формы роженицы остаются сильными и подтянутыми. Он погладил свои бедра через материал рабочей юбки и сильно сжал ее задницу. Ее попка перекатывалась в его пальцах вместе с обтягивающими ее кружевными трусиками. Она не обратила внимания на мою задержку. Приглашение. Лифт. Дверь. Прихожая. Я провел его по стене к ним с отцом из спальни. Серёга даже не выходил из комнаты, сидя в наушниках и нарезая монстров в трёхмерных шутерах. Его негодованию нет предела. Еще лучше, — я прикусила губу.
Мама топала в своих уличных туфлях к кровати, цепляясь и прогибаясь ко мне. Конец ее светлой блузки вылез из-под пояса и торчал, как нелепый язык, из-под маминого пиджака. Я почти не носила его и бросила на кровать. Она опустилась на жалобно скрипнувший матрас и глупо захихикала. Мои ладони коснулись ее тонких нейлоновых лодыжек. Я снял ее маленькие лакированные темно-синие туфли на каблуках и поставил их рядом с тумбочкой, достал прикроватную лампу и включил тусклый свет. Волосы, уложенные на затылке, были взъерошены, непослушные пряди торчали во все стороны. Черная челка упала на одну сторону и открыла белое лицо матери с большими, выразительными глазами. Теперь они были покрыты длинными ресницами, но она быстро отклеила их. Я внимательно оглядел ее — в молодости она была похожа на ангела, да и сейчас она была прекрасна. Даже несмотря на затаившиеся морщинки вокруг губ и в уголках глаз. Мой взгляд скользил по ее красным губам вниз по шее.
Верхняя часть ее кружевного белого бюстгальтера была видна в декольте, усыпанном крошечными веснушками. Украдкой взглянув на закрытую дверь спальни, я повернулась к матери, расстегнула пиджак и начала расстегивать маленькие стеклянные пуговицы блузки. Пара крепких, спелых грудей обнажалась в оболочке корсажа. Мое сердце, готовое пропустить бешеный удар, слегка дрожало. Дрожащей рукой я накрыла левую грудь и сжала ее теплую, упругую плоть.
— Что ты делаешь?
Меня подбросило в воздух, как попавшую в ловушку кошку с рыбой, вытащенной из кухонного стола.
Серёга стоял в дверях. Он вышел из полумрака в оранжевый круг света прикроватной лампы. Тени образовывали узор на открытой груди ее матери, очерчивая ее округлые формы. Он посмотрел на нее и пробормотал: «Давай я помогу тебе раздеть ее». Я закрыла глаза и отошла в сторону, а он уверенными, отрывистыми движениями начал снимать пиджак и блузку с сопротивляющейся матери. Затем он расстегнул молнию на юбке и задрал ее. Когда тугая ткань скатилась по ногам, мать начала томно снимать ее: «Не сегодня, Игорь, мальчики не спят. Оставь меня в покое.
— Я вспомнил Батю, — проворчал Сережка и последним ударом сдернул с нее юбку. Я взглянул на грудь, тянущуюся к корсажу, на прозрачные окна в белых трусиках, где блестела выбритая промежность. Мать осталась в нижнем белье и шоколадных чулках.
— Ты погладил ее грудь, Антоха? Голос его брата был низким и ровным. Я не знала, что сказать, и тупо уставилась ему в спину. У нас не было секретов друг от друга, мы выросли вместе, и я виновато вздохнула:
— ‘Значит, надо было снять лифчик с груди’, — улыбнулся он и без особых церемоний взял мать под мышки и заставил сесть, придерживая ее сзади:
«Давай, расстегни молнию, посмотри, что мама прятала сорок лет, вдруг это просто носки и вата», — яростно сверкнули его глаза. Медленно я подошел к ним и из лиминальной зоны света и темноты оказался рядом с прикроватной лампой. Я не ожидал такого поворота событий и впал в глубокий ступор.
— Почему он стал похож на гофера, работающего граблями, сами грабли не выйдут! Серега бодро поднял раздетую мать, державшую ее сзади, заставив ее в знак согласия покачать темной короной.
Бюстгальтер спереди не держался, и когда я его открыла, чашечки рассыпались, и Мамкина грудь вывалилась наружу. Это оказалось больше, чем казалось в одежде, но меньше, чем я хотела. Немного провисают десны, но я ей это простил, после двух сосудов даже очень хорошая форма. Меня поразили ее соски, вернее, ареолы вокруг них. Розовые, размером с блюдце, они занимали всю область груди под лифом, и их с трудом можно было туда загнать. Вокруг огромных розовых овалов нежная кожа бюста была белой и перетекала в декольте и шею, где веснушки рассыпались пятнами.
— Твоя дивизия слева!» — буквально прокричал Серёга в ухо матери, та сморщила нос, но глаза не открыла.
— «Да ладно, успокойся, он все равно будет в курсе», — попросила я, на что он лишь пренебрежительно хмыкнул. Я начал щипать ее обнаженную грудь, заставляя набрякшие соски вскоре набухать и подниматься. Я не выдержал и взял розовую плоть в рот. Гладкий и необычайно нежный, он сводил меня с ума. Серега сжимал ее свободную грудь с силой и главным, со стороны казалось, что он хочет сжать ее в комок и оторвать. Внутри лифчика кожа потела, и чувствовался солоноватый вкус женского пота. Мой язык рисовал восьмерку на соске, водил хоровод, зубы слегка покусывали его мясистый бугорок. Я едва слышал голос Серёги.
— Эй, давай положим его мне на спину, чтобы голова свисала с пьяной шлюхи, а ты продолжай принимать это старое молоко, я буду чистить ей рот.
Не самый добрый сын в мире, но идея мне понравилась.
Вскоре его брат сбросил штаны и поднес свой член к губам матери.
«Думаю, после этого тебе больше не придется пить из бутылочки», — подумал я и продолжил покусывать и сосать напрягшуюся грудь у себя под боком. Она набухла от возбуждения и стала еще туже. Затем раздетый корпус покачнулся. Эта серио-га стала обнюхивать лицо матери с открытым ртом, внутри которого то появлялся, то исчезал жир в синих прожилках. Он вошел в нее, раздувая ее горло и перекатываясь по мокрой лодке ее языка. С заостренной головки на ее мокрое горло было намазано смазочное желе.
Клап. Клоп. Клоп. Хлоп. Прижатый к ритму под Серёгиной матерью у матери между Красными Губами.
— Как вторая сучка, подумал я, желая снова прижаться к ее обнаженному торсу. Вдруг случилось то, чего мы не ожидали. Нарисованные глаза нашей пьяной матери открылись. Минуту они смотрели на норовистые шарики ее сына, которые постукивали по ее носу и щекам, а потом стали как два каблука. Вот честное слово, как в аниме про рубашку. Потом пришел воин-сераль, острые зубы укусили его за член, он сморщился, скукожился и забился в угол, как герой выстрела из старых боевиков. Время замедлилось. Мама вскочила, отчего ее челка взлетела вверх, затем ее движение подняло груди, вершины которых почти достигли подбородка, и снова упали вместе с челкой. Постепенно она повернулась ко мне. Бюстгальтер распахнут на плечах, влажные груди блестели и надувались между расстегнутыми чашечками, притягивая взгляд огромными, гипертрофированными кругами возбужденных сосков. Стройные ножки в чулках поджимают колени друг к другу, крошечные ступни движутся на расстоянии фута друг от друга. Она ошалело смотрела на него, как хамелеон, пока ее взгляд не упал прямо на обнаженные, колышущиеся груди. Мать пискнула и попыталась прикрыть свою наготу руками. Измазанный помадой рот был перекошен:
«Что ты сделал со мной, дроча?».
Хоп от главата й частично изчезна от преживяванията за случващото се. Чувствах се уплашен, исках да се проваля през всички черва на земята, дори до лавата, ако само сега не отговарям на такъв прост и труден въпрос, в същото време.
Тя нямаше време да изчака разбираем отговор. С рязко движение Seryoga я чука на пода и хвърли скърцането обратно на леглото. Той напълни одеяло в устата й и ми извика:
— колани, хвърлете коланите от килера! Быстрее!
Я бросилась к маминому шкафу и сняла с вешалки добрую дюжину ремней от платьев, брюк и кардиганов. Мама брыкалась и выла, как дикая лошадь. Ее точеное лицо уткнулось в кучу взъерошенных волос, волосы разлетелись далеко в стороны. Но Серёжа отшлёпал её на семейной кровати. Ее ноги широко расставлены, крепко посажены на кровать, впрочем, как и руки. Потният брат седна точно на голия бюст на майка си, на устата й се показа широка лента от скоч. Аз пръсти на уиски с пръсти, той ме погледна. Хмелът от главата й частично изчезна от преживяванията за случващото се. Чувствах се уплашен, исках да се проваля през всички черва на земята, дори до лавата, ако само сега не отговарям на такъв прост и труден въпрос, в същото време.